Жизнь как текст

Сергей Александрович Арутюнов

Что формирует личность? Да мало ли что ее формирует. Всю совокупность факторов принято обычно определять как «культурно-исторический контекст формирования». Выражаясь проще - социальное первопространство человека, его семья, его школа, его двор…

«Выдающийся российский этнограф Сергей Александрович Арутюнов родился 1 июля 1932 года в г.Тбилиси в семье служащих…», - можно было бы написать для какой-нибудь анкеты, или энциклопедии в разделе «персоналий», и этого было бы достаточно для понимания связи личности с ее «культурно-историческим контекстом», если бы …было бы достаточно. Во всяком случае, потребовалось бы расшифровать, что такое Тбилиси того времени, и кем были эти служащие.

Родной город Сергея Александровича отличался в ту пору этнографическим космизмом. Первые языки для ученика школы (гимназии? №?) Арутюнова – не сублимированный экзаменационный суррогат коммуникации, а  живая среда общения с одноклассниками – грузинами, евреями, греками, ассирийцами (национальности), от каждого из них он пытался узнать как можно больше о его родной культуре, выучить побольше новых слов на их языках.

По крайней мере первые представления о иврите оно получил от своих дворовых приятелей – грузинских евреев, и об идише – от ашкеназских. Так он и выучил с десяток языков.

Дед по отцу – (имя) был художником-передвижником, его работы можно встретить в «Третьяковке», а дед его по матери, Иван Егоров, был капитаном дальнего плавания.

Дедов своих Сергей Александрович не помнит. Но в домах царила атмосфера их присутствия.  этого деда – капитана дальнего плавания, привозившего из своих странствий диковинные заморские штуки, среди которых  было, выражаясь этнографически, много предметов «материальной японской культуры», или, выражаясь семиотически, «визуально-материальной кодов японской ментальности». На то они и коды, что бы кодировать ментальности, не только своих создателей, но и любого, у кого они вызывают удивление.  В данном случае в тбилисском доме эти заморские диковины создавали вокруг себя ауру таинственности дальних странствий, которую любой ребенок впитывает как губка. То, что способно передать ощущение мирового простора определяет и объем мировоззрения созерцателя.

Дед Сергея Александровича капитанствовал на корабле  «Петербург», и в числе его пассажиров значится Антон Павлович Чехова, путешествовавший на Сахалин. То, что для нас – сюжет истории мировой культуры, развернутый в перспективе путешествий и открытий, для Сергея Александровича стало органичной частью истории его семьи.

Так что, по всей видимости, проблемы выбора образования у него не стояло. Сергей Александрович в 1950 году поступает на японское отделение в Московский Институт Востоковедения, а в 1954-м -- в аспирантуру Института этнографии, после которой он защищает кандидатскую диссертацию по теме «Древнейшие восточно-азиатский и айнский компоненты в этногенезе японцев», и затем докторскую: «Процессы и закономерности развития бытовой сферы в современной японской культуре».

Первый приезд Арутюнова в Японию (в 1960-м ???) вызвал культурный шок. Но не его, а его японских коллег. Японские газеты в 1960-е годы писали о том, что в стране появился молодой ученый, который говорит на японском языке и следует японскому этикету так, как это было редкостью в самой Японии. В Японии 1960-х годах такой старинной правильной речью и манерами владели только старики. Изумленные японцы стали выяснять и наводить справки. Дескать, почему армянин Арутюнов так глубоко проникся японской культурой. Пришлось Сергею Александровичу рассказывать им всю историю семьи.

Так что фундаментальные научные труды берут начало в первопространстве личности – в семье, история которой легендарна по определению, поскольку в образе старших родственников для младших сосредотачивается авторитет этого мира. Особенно на Кавказе. Так предки – люди «золотого века» все участвуют в жизни потомков, так все блага мира разворачивают из единого акта первотворения, по законами креативных жанров. И это сродни космогенезу. Просто космогонический процесс в масштабах антропологического микрокосма принято обычно называть судьбой.

Все, чему Сергей Александрович учился в детстве, впоследствии, преломляясь в фокусе его сознания, обретало качество научных теорий. Так и война, которую он пережил подростком, его тоже кое-чему научила. Например, трепетному отношению к хлебу. Интересно, можно ли создать теорию жизнеобеспечения, не испытывая к хлебу почтения? Наверное, можно. Только плохо получится. У Сергея Александровича получилось хорошо. Он знает цену хлебу.

Не менее ярко просвечивается его личности другая его широко известная теория, о распределении культуры в пространстве и во времени в совокупности информационных потоков. Ее может экспериментально на себе же прочувствовать любой из его аспирантов в трепетном отношении Сергея Александровича к памяти своих учителей, при априорно уважительном отношении даже к самым «сырым» идеям своих учеников. Между первыми и вторыми лежат поколения, и, в силу исторического динамизма в нашей стране -  целые эпохи. Однако столь глубокие диахронные связи отечественной этнографии сама личность Сергея Александровича преобразует в синхронные, поскольку и в своих учителях, и в учениках он видит прежде всего коллег. Учителями Сергея Александровича были люди, создавшие классические труды. Это прежде всего М.Г. Левин, затем Г.Ф. Дебец и Н.Н. Чебоксаров. Под руководством М.Г. Левина с 1957 г. Сергей Александрович вел с небольшим перерывом археолого-этнографическую работу на Чукотке, после кончины М.Г. Левина в 1963 г. совместно с Д.А. Сергеевым вплоть до 1987 г., а ныне эту работу продолжают его ученики - М. Бронштейн, К. Днепровский, уже сами сделавшие там, на Чукотке открытия мирового значения. Так рождается научная школа. Так прошлое науки становится ее настоящим. Так наиболее современным остается то, что вневременно.

Классика – это то, что будучи однажды созданным, ни когда не теряет своей актуальности для человека, потому что затрагивает парадигматические основы его существа. Так человеческое существо открывает в себе сущность, трудами антропологов подобного масштаба.

Сергей Александрович – личность уникальная. Но таково было время его становления, в которое сложилось уникальное поколение ученых, для которых наука была работой, наверное, в самую последнюю очередь. А в первую - пространством реализации личной свободы, благо атмосфера 1960-х позволила им ощутить ее наркотический флюид. В этом смысле особо счастливы полевые исследователи: им по роду занятий довелось реализовать знакомое каждому творческому человеку ощущение свободы в географическом детерминизме, то есть вернуться к ее первоисточнику – что есть прорыв в пространства мировой культуры, путешествуя по странам не только самолетом, изучая жизнь народов не только по книжкам.

Сергей Александрович принадлежит к этому поколению ученых, знание которых не ограничивается сублимированным определением «интеллектуализм». Исследователь-интеллектуал ценит в предмете исследования проблему, который он расчленяет до атомарной структуры. Исследователь-ученый – тайну гармоничного строения мира как глобального единства. Он открывает в исследовании быта народа его бытийные смыслы, поскольку …мыслит обоими полушариями. Ученые поколения Сергея Александровича привозят из экспедиций не только новые рефераты, статьи, монографии, но и поэтические сонеты. Целые венки сонетов.

С 1965 г. Сергей Александрович также провел ряд полевых сезонов в этнографической работе в Японии, в 1974 – 1988 гг. в Армении совместно с Ю.И. Мкртумяном, в 1971 – 1990 гг. на Печорском, Обском, Енисейском Севере с В.И. Васильевым, в 1974 – 1983 гг. в Индии с В.П. Алексеевым и М.Г. Абдушелишвили.

Исследования эти охватили широкий круг проблем истории и современного функционирования материальной культуры, этнических отношений и процессов, статусной и сакральной семиотики и символики культурных явлений, типологии этнических общностей и другие направления. Их результаты, в основном в соавторстве с вышеупомянутыми коллегами, опубликованы в большом числе книг и статей.

Мысль, выраженная не поэтически, не является ни полной, ни достоверной. Такое отношение к знанию вообще благотворно влияет и на качество любого текста – научно-теоритического или узко-специального. В книгах Сергея Александровича разрабатываются общие вопросы теории этноса и традиционно культуры, при этом содержится масса очень конкретной полезной информации. Перечисление даже основных трудов потребует времени, и даже это перечисление трудов (не говоря уже об их чтении) будет временем, проведенным с пользой. Итак, основные книги С.А. Арутюнова:

Современный быт японцев. М., 1968

Старые и новые боги Японии. М., 1968 (с Г. Светловым)

Древние культуры азиатских эскимосов. М., 1969 (с Д. Сергеевым)

Проблемы этнической истории Берингоморья. М., 1975 (с Д. Сергеевым)

Китовая  аллея. Древности о-вов пролива Сенявина. М., 1982 (с И. Крупником, М. Членовым)

Палеометалл Северо-Западной части Тихого океана. Владивосток, 1982 (с А. Александровым, Д. Брянским)

У берегов Ледовитого Океана. М., 1984

В краю гор, садов и виноградников. М.. 1987 (с. В. Кобычевым)

Святые реликвии: миф и действительность. М., 1987 (с Н. Жуковской)

Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М., 1989

Япония: народ и культура. М., 1991 (с Р. Джарылгасиновой)

Древнейший народ Японии: судьба племени айнов. М., 1992 (с В. Щебеньковым) 

Помимо книг перу С.А. Арутюнова принадлежат свыше 400 научных и научно-популярных статей и рецензий.

То, что Сергей Александрович пишет сегодня по кавказским проблемам актуально, но и работы, написанные тридцать лет назад,  хочется время от времени перечитывать.

Потому что интересно. Потому что эти работы, раскрыв суть проблемы  явления, не убивают в явлении его первозданную тайну. Потому что их написал Мастер.

Мастером  в науке становится тот, кто любит предмет своих исследований. В данном случае - людей. На то он и антрополог.

Как писал Лотман, «Всякое существование возможно лишь в формах некой пространственной определенности». Существование идей о мире – тем более. Мысли Арутюнова о мире, сформулированные в его исследованиях можно картографировать. Вслед за мыслями о мире по миру перемещается и он сам, оставляя после себя в пространстве – следы, во времени – труды вневременного значения. Исследования в стиле отца этнографии Геродота. Ничто не меняется в этом мире, кроме интенсивности синхронно-диахронных коммуникаций. Иллюстрацией данного тезиса, не менее красноречивой, чем авторская библиография, выглядит курсив следов Арутюнова, покрывающий карту мира с плотностью линии регулярных рейсов «Аэрофлота». Потому его не всегда можно застать дома.

Цели путешествий, как правило, экспедиции, участие в международных конференциях, и чтение лекций в разных университетах мира.    

Выступление Арутюнова – это образующий конференцию фактор, или придающий ей некое особое качество. На вопрос «как прошла конференция?», один крупный ученый сказал: «Она состоялась. В ней участвовал Арутюнов». Сергей Александрович участвовал в 7-м (Москва, 1964), 8-м (Токио, 1969), 9-м (Чикаго, 1973), 10-м (Дели, 1978) Международных конгрессов антропологических и этнографических наук, а так же в 11-м (Токио, 1966), 14-м (Хабаровск, 19…) Тихоокеанских конгрессов и многих других международных конгрессов и конференций.

Помимо регулярного преподавания в МГУ, Сергей Александрович прочел также ряд семестральных  спецкурсов в Ереванском госуниверситете, в университетах Кембриджа, Берна, Питтсбургском, Аризонском, Аляскинском (Фербенкс), Стэнфордском, Джорджтаунском, Браунском, Калифорнийском (Беркли), Хоккайдосском университетах.

Если коллеги считают доклад Арутюнова событием, то сколь счастливы студенты, регулярно посещающие его лекции, которые он постоянно читает в МГУ. Конечно, кто-то и с этих лекий сбегает, без этого студент - не студент, но все же  в его аудиториях больше тех, кто приходит слушать этот курс повторно, уже получив за него в прошлом году свою пятерку. И более того,  на этих лекциях можно встретить учеников Сергея Александровича самых разных возрастов, которые сами давно защитили всевозможные ученые степени (всего их больше двух десятков) и преподают в разных вузах. На мудрых лекциях Арутюнова время отсутствует. Там царит вечность.

Еще один эпизод или черта, (а может даже тенденция?) биографии Арутюнова. В его доме собираются боги разных религий. Именно собираются, поскольку Сергей Александрович не коллекционирует ритуальные артефакты. Божества заводятся сами. Все изваяния богов попали к нему случайно, если, конечно можно считать случайностью появление в доме ученого таких персонажей как буддийская Богиня Абсолютного Знания.

Дед Арутюнова был капитаном. А когда дед – капитан, то историю собственной семьи внуки вправе выводить непосредственно из мирового океана. Море – метафора метафор, особенно на Кавказе, где союз гор и вод закладывает систему координат, стремящуюся к глобальным объемам – все глубже, все шире, все выше. Excelsior! – этот латинский девиз вполне описывает кредо любого ученого, тем более с мировым именем. Но Сергей Александрович избирает другой, ставший, кстати сказать, nick-name’ом его  электронной почты. Это японское «гусаба» – «Влекущий колесницу глупости». С чисто японской скромностью и дзэнской чистотой стиля вплоть до отрицания. Впрочем, через отрицание обычно осуществляются самые убедительные утверждения. Ведь не каждому ученому мужу дано понимание относительно содержания воза, который он влачит. Для этого ученому надо стать мудрецом. Арутюнов – мудрец. И, разумеется, ученый. Ученый, “влачащий Колесницу глупости”. Спросите зачем? Просто так. Из почтения к абсолютному знанию, .…ну, и в силу служебных обязанностей.

К.Банников.

                2003.